Талант и гениальность: как вычислить гения?

Человека во все времена с мистической силой увлекала и захватывала суперидея человеческой гениальности — творческих или иных интеллектуальных сверхспособностей, которые, конечно же, выгодно выделяли гения из толпы, вознося его над ней. Несмотря на мудрое предупреждение не сотворять себе таких кумиров и не поклоняться им, люди по-прежнему одурманены этой идеей, поиском суперлюдей с супермозгом и непревзойденными творческими талантами.

Такая сверхсосредоточенность, почти одержимость талантом и гениальностью, породила массу мифов и легенд о гениальных людях, в которые верили, верят и, скорее всего, будут верить миллионы простаков. В средние века гениальных людей наделяли не только способностью творить и создавать гениальные произведения искусств, но и предвидеть различные события, читать как по книге прошлое, настоящее и будущее, при помощи силы мысли перемещаться в разные уголки мироздания. В настоящее время эта сверхидея не оставила человечество и многие искренне верят в эту сверхвозможность избранных единиц быть сверхтворцами и сверхинтеллектуалами, которые пишут гениальные книги или изобретают перпетуум мобиле на благо человечества.

В голове обывателя, путем перманентного успешного brain washing, прочно засела картинка гениального, немного помешанного одиночки, который силой мысли и творческого потенциала из ничего создает все. Леонардо да Винчи, Шекспиры, Байроны, Ван Гоги, Ломоносовы и Малевичи будоражат его воображение вроде сильного наркотика. Не имея удовольствия быть лично знакомым ни с одним гением или сверхталантом, обыватель почему-то твердо уверен и в их некогда существовании, и в том, что они создавали то, что им приписывается, и в том, что-то, что им приписывается, всенепременно гениально (ну, раз по телевизору так говорят и в книгах пишут, значит, так оно и есть).

Он, образованный обыватель, не имя собственного художественного чутья, а зачастую и собственного мнения, отчего-то убежден, что, например, картина Леонардо да Винчи «Джоконда» — гениальнейшая из всех картин, с какой-то почти мистической улыбкой, забывая при этом, что на протяжении веков о картине почти никто не знал и не слышал, а свою известность она приобрела после того, как была похищена и торговцы от искусства ей сделали оглушительную рекламу как на Старый, так и на Новый Свет.

Что Менделееву, каким-то гениальным чудом, одноименная Периодическая система химических элементов пригрезилась во сне в готовом виде, и что водку изобрел тоже он.

Что «Черный квадрат» Малевича, картина, о которой слышали все и которая стоит немалых денег, — невероятный гениальный chef d’oeuvre супрематизма, в котором вычисляют попеременно то символы бесконечности, то, наоборот, конечности всего, а то и первого, и второго вместе, почти падая в обморок от соприкосновения с непостижимым.

Что Александр Невский был гениальным стратегом и правителем земли русской, разбившим тевтонцев на Чудском озере и заключившим мир с монголо-татарами.

Что Лев Толстой — гениальнейший писатель номер 1, а «Война и мир» — самое гениальное сочинение в прозе, когда-либо написанное на русском языке.

Что бесхитростные стихи Михаила Юрьевича Лермонтова — образец классической русской поэзии 19-го века, а в «Герое нашего времени» заключены какие-то гениальные, почти мистические ключи к прошлому, настоящему и будущему.

В уродливых детских человечках Ван Гога видят то, что, похоже, не видит никто, а в отрезанном ухе усматривают не болезнь помешанного и больного белой горячкой от чрезмерного употребления абсента и арманьяка, а несомненные проявления гениальности.

На полном серьезе по буквам разбирают и изучают «крысиный» бред клерка Кафки, который свою писанину серьезно не воспринимал и писал в стол. В Солженицыне видят и литературного гения, и величайшего историка-правдолюба, первого поведавшего об ужасах ГУЛАГа слепому и глухому русскому народу.

И вся эта возня вокруг гениев литературы и искусства торговцами от гениологии и мифотворцами заставляет поверить эксцентрику Дали, который откровенно говорил: «Я богат и знаменит, потому что люди сущие дураки».

Тысячи искусство- и литературоведов изучают это богатое наследие, открывая все больше и больше гениального хлама во всем, над чем и кем они работают, не покладая рук, ну, и заодно не забывая, что это их хлеб. В их среде mauvais ton — ставить под сомнение очевидную, как они считают, гениальность своих подопечных, а взирать критически — признак слепоты и скудоумия. Ведь следовало бы возносить уже давно признанных гениев от литературы и искусства на еще более высокие Парнасы.

В науке то и дело звучат отдельные имена гениев от математики, физики и экономики, хотя сами ученые говорят, что открытия совершаются не одиночками, а целыми институтами и всегда благодаря накопленному богатому опыту предшественников. Что открытия в науке делаются благодаря изыскательской непрерывности, а не потому, что кому-то что-то «внезапно приснилось».

Что еще примечательно, так это то, что почти у каждой развитой страны есть свои личные изобретатели радио, создатели Периодической системы химических элементов и конструкторы первого в мире самолета. Ну, а про то, сколько сомнительных открытий было сделано в области экономики, например, а также и в некоторых других, и говорить не приходится. А у нобелевского лауреата Обамы все шансы остаться в истории как миротворцу.

В пользу релятивности гениальности говорит также и то, что, например, в литературе и искусстве нет и быть не может более-менее чутких дефиниций, что гениально, что просто талантливо, а что бездарно. Всех вышеприведенных и, несомненно, замечательных персонажей, а также их труды, в свое время, жестко критиковали, некоторых не считали сколько-нибудь одаренными. Многие в свое время были не многим лучше тысяч других таких же, а иногда и лучших, чьи имена канули в Лету.

Вспоминается, например, у Оноре де Бальзака в «Человеческой комедии» и у Джека Лондона в «Мартине Идене» схожий сюжет, когда бедные, никому не известные герои-будущие гении от литературы, кои изо всех сил и посредством своего таланта пытаются сделать себе имя (ведь нет на свете ни одного более-менее серьезного марателя бумаги, который не подозревал бы за собой некоторой, еще никем не понятой гениальности), над которыми смеются и не желают ни читать, ни признавать, и которые в одно прекрасное утро просыпаются знаменитыми, но благодаря не своему таланту и гению, а совсем иным механизмам и правилам — деньгам, связям, протекции. Тот же идеалист Мартин Иден недоуменно вопрошает: «Отчего эти люди, которые еще вчера смеялись надо мной, сегодня столь со мной любезны, приглашают на обед, торопятся пожать мне руку, как знаменитому писателю?»

И поскольку та же литература — не бег на сто метров (кто прибежал первым — тот и гений), а также потому, что несмотря на быстроменяющийся антураж, человек по сути не меняется, то механизмы эти работают и по сей день. А также в действие вступает Его Величество Насмешник Случай в паре с капризной красавицей Фортуной, которым приятно нас дурачить и из дураков делать гениев, и наоборот.

Ну, и еще немаловажный момент в сотворении гениев: гении и уберменши нужны всякому государству для ощущения собственной значимости и поддержания своего влияния на другие государства. Отсюда и идет непрекращающаяся работа над сотворением кумиров — сверхталантов и гениев, иногда из ничего. Открытие институтов Гете или памятников Пушкину по всему миру. Порой доходит до абсурда, когда правителей какого-нибудь малого народа в пять миллионов голов вдруг «озаряет», что колесо было изобретено именно представителем их славного племени. Переписывается история, воздвигаются памятники, издаются книги. А там, глядишь, по прихоти злодейки Фортуны и останется имя в народе.