Короткометражный фильм «Неживые» (2010). Как трудоустраивали шведских зомби?

Бытует мнение, что короткометражное кино — это глоток свежего воздуха в удушливом царстве голливудских блокбастеров, европейских интеллектуальных драм, японской анимации и прочей мейнстрим-продукции, клонируемой сотнями на мировых киноконвейерах. А если в корокометражку успевают засунуть чуть-чуть экшна, остросюжетности, социальной драмы и зомби-апокалипсиса, то вообще «Вах, хочу еще, беру две!»

Приветствуется также местечковый колорит, да чтоб попахивало не галимой аризонщиной, а конкретной провинциальной глубинкой, куда ходячих мертвецов традиционно импортируют. Например, Швецией. У скандинавов уже есть своя семья, стенка и стол, а теперь и собственного сочинения лаконичный зомбятник, который одновременно похож на все фильмы Ромеро, скопом взятые, только вот рожи незнакомые.

…Марк и Катрин уже и не помнят, когда окружающий их мир был другим, без гнетущего серого марева, без полицейских заслонов с колючей проволокой, без «неживых». Они были детьми, когда страна пала ниц перед стремительной инфекционной эпидемией, разделившей жителей на узников царства теней и надзирателей мертвых тел. Отгородившись барьерами от полчищ агрессивных жмуров, оставшиеся в живых горожане изобрели вакцину, которая вкупе с принудительной лоботомией и имплантатами способна не излечить, но превратить дохлое тело в послушную марионетку.

Такие как Катрин и ее следопыты выискивают за пределами города «диких» кадавров, а такие как Марк приручают трупы при помощи дрели и лекарства-транквилизатора, создавая вместе дешевую и неприхотливую рабочую силу, которая так необходима разрушенному напастями мегаполису. Однако далеко не всех устраивает новый порядок вещей: мнимая забота властей о своих почивших гражданах больше смахивает на коммерческий прагматизм, а стремительно растущее количество покойников-гастарбайтеров грозит нарушить и без того хрупкий баланс сил…

Как это ни печально, но руководствуясь принципом «пациент скорее мертв, чем жив», абсолютное большинство создателей фильмов о зомби склонно рассматривать эпидемию оживающих мертвецов не как болезнь, а как проклятие, с которым нужно бороться соответствующими методами. Ибо что не лечится, то в лучшем случае прячется на чердаке мистера Рочестера, а для всего остального есть колюще-режущее оружие, огнестрел либо просто тяжелый и тупой предмет.

Молодой шведский режиссер Хьюго Лилья, чей кинодебют в коротком метре был отмечен в Клермон-Ферране специальной премией толерантного ко всяким «девиациям» французского Canal+, попытался освежить тему неожиданным ракурсом. Зомби — больше не угроза, а оплот политической и социальной стабильности. За повторное убийство бездыханного тела полагается если не штраф, то общественное порицание и даже выговор по службе. Иначе кто теперь будет выносить мусор, выгуливать собак, доносить покупки до дому и выполнять многие другие, не требующие сумасшедшей моторики и соображаловки, поручения? Суровая дама-мэр из телевизора требует смирения и примирения с нежитью, которая выполняет всю грязную работу за почтенных белых шведов. Вот она, европейская толерантность — будь ты хоть трижды дохлым, ты нужен отечеству до тех пор, пока можешь махать лопатой и разгребать дерьмо.

Судя по всему, в голове Хьюго копошилось много различных мыслей, потому как за тридцать минут экранного времени он успел нагородить кучу годных сюжетов, но потом закончилась пленка и пришлось сворачиваться на полуслове. Оттого «Неживые» не выглядят как типичная короткометражка, а больше смахивают на пилотную серию перспективного сериала, за которой, увы, ничего не последовало. Процесс одомашнивания мертвецов не вдохновляет киношников на масштабные проекты, хотя в последнее время гуманизма в теме изрядно прибавилось. И если канадский «Зомби по имени Фидо» публику особо не повеселил, то уже скроенный в некрофильском, почти «сумеречном», припадке романтический опус «Тепло наших тел» выбился в хиты и обрел армию поклонников.

Полнометражным фильмам простителен упор на мелодраматичность и стеб, в то время как короткий метр не прощает заигрывания с позерством и спецэффектами. И скандинавский дебютант ожидаемо копнул глубже, нежели его заокеанские коллеги, уделив пристальное внимание человеческой драме, а не расписыванию 400+ сравнительно жестоких способов умерщвления себе подобных. Тем самым сквозь время связав свой скромный лапидарный труд со знаменитым романом Ричарда Мэтисона «Я, легенда», главный персонаж которого тоже не сумел прогнуться под изменчивый мир и так долго цеплялся за прошлое, что не заметил как наступило будущее. Угрюмое и неприглядное, но будущее.